Г л а в а 1
Реквием по сигарете
Я лежу на роскошном диване, обитым китайским шёлком, лицом уткнувшись в подушку. Одна рука расслабленно свисает вниз, а другой я держу трубку домашнего телефона, сделанного из слоновой кости.
-Ало… Да… Ну хорошо… Ладно… Я ЛАДНО сказала!!! Диктуй.
На том конце провода моя сестра - Дарина. Она говорит мне номер телефона, который похож на номера клиник или теле магазинов, знаете, этакий набор часто повторяющихся цифр, чтоб их легче было запомнить. Я беру с хрустально журнального столика серый фломастер и пишу им номер на стене, обклеенной белоснежными обоями из Венеции. Я обещаю сестре позвонить и записаться на приём. Честно обещаю. Фломастер выпадает из руки и укатывается под диван.
Это был номер клиники, по борьбе с всевозможными видами наркомании, начиная от героина и вплоть до любви к видео играм. Все стены, выкрашены в нежно-зелёный, и у всего персонала одинаковая, правильно сшитая форма с гербом клиники на груди.
Пожилой дядечка в белом халате, в небесно-голубой рубашке под ним, и в квадратных очках с тонкой оправой на носу, ходит по кабинету из угла в угол, озарённый солнцем из окна. Это доктор, который лечит меня от курения, назовём его Доктор-Скряга. Ничего личного, просто мне не нравятся доктора. Подобно постановщику пьесы, он размахивает какими-то бумагами со статистикой и оживлённо играет лицом, для пущей убедительности.
Он говорит: «Женский организм не привыкает к табаку по-настоящему, - он отворачивается к окну и смотрит куда-то вдаль, - Для женщин курение – простой ритуал, дань моде или способ приспособится к нервотрёпке… Поворачиваясь, он смотрит, на меня, как будто сам верит в то, что говорит.
Если бы не Дарина, сейчас я спокойно бы резала вены в каком-нибудь уголке свое комнаты, пачкая кровью светлый ковер. Но она решила, что мне срочно нужно начать новую жизнь, бросить курить, найти себе хобби, завести собаку, познакомится с парнем… В общем, делать всё то, что обычные люди называют жизнью.
Этот доктор - он вылечивает 99% своих больных, и то только потому, что тот единственный процент неудачников умирает раньше, чем придёт к нему на приём, предварительно успев записаться. Не скажу, что он не убедителен, просто я действительна не та, кого можно вылечить. От чего бы то ни было вообще. Он говорит довольно выразительно и явно старается, но я не слушаю его совершенно. Мыслями я где-то глубоко в размышлениях о своей никчёмности. Умирают... Рак лёгких… Пожелтение ногтей… - слышу я обрывки его речи.
Спустя некоторый отрезок зря проведённого времени, Скряга закончил свою пламенную речь, и можно спокойно отправится домой. На улице резкий дождь и сильный пронизывающий ветер. Чёрт… Я просто ненавижу дожди и сильные ветра! От всех этих проповедей я становлюсь ужасно нервной, что так и тянет затянутся дымом забвения, подаренным сигаретой . Чирк-чирк-чирк. Маленький цилиндр зажигалки бесполезно крутится, не выработав не искорки. Она бесполезна под дождём… ФФфф… Что там говорил Доктор-Скряга? Он предложил для лечения какую-то выдуманную его сумасшедшим разумом методику: как только мне захочется покурить надо взять лист бумаги и нарисовать свои эмоции. Но я ненавижу рисовать. Типа это отвлечет от привычки и поможет связать курение с неприятным для меня занятием. Возможно, это маразм, присущий всем отчаявшимся людям, но придётся пробовать. Тем более у меня промокли все сигареты, а на новые нет денег. Доктора оплачивается из бюджета сестры. Может сказать ей, что мне нужны деньги на новые фломастеры?
Спустя некоторое время я почти без обычно присущих эмоций встретила, такой ненавистный и такой долгожданный сегодня, мой дом. Я просто не перевариваю каждый квадратный сантиметр его стен, полов и потолков. Каждый кусочек дорогих обоев и эксклюзивных картин. Но пребывать в этом отвратительном месте, всё же лучше, чем бороться на улице с ещё более отвратительным дождём.
Когда я была маленькой, мы с Дариной (она младше меня на 3 года, но, кажется, лет на 10 умней) смотрели передачу, про то, как из старых, не блещущих стилем домов, делают новые дворцы. Мы впитывали каждый миг, подаренный нам этой хроникой создания комфорта и уюта. Потом даже вышел журнал по этой программе, и на одной из иллюстраций я увидела дом своей мечты: в каждой комнате всё подобрано согласно тонам и нюансам, тонкая игра света и мастерства создаёт впечатление шедевра и заставляет глаза раскрываться шире, а дыхание становится чаще. В тот момент я решила: когда выросту у меня непременно будет всё, о чём я мечтаю: дорогущая мебель, редкие нежные статуэтки, изысканные занавески из сложной ткани, - всё то, что даёт видимость счастливой жизни. Как только я подросла и устроилась на работу, я всерьёз занялась дизайном и планировкой жилья. По правде любила свой дом и с трепетом ждала новых зарплат, чтоб спустить их на красивую жизнь.
И вот в одну прекрасную ночь, мне приснился сон, что дом горит. Что вместе с ним стремительно полыхает, шкаф VII века, из редкого дуба, сгорает винтажное кресло, присланное сюда прямиком из Италии, кошмарно тлеет каждая пластиковая подставка под стаканы, идеально подобранная по цвету интерьера кухни. Этот сон был как на яву, но проснувшись, я ничего не почувствовала, ни страха, ни грусти, ни тоски.
Нет,нет, я не была безумно богатой, я имела относительно скромную зарплату, но у меня была цель осуществить давнюю детскую мечту, которая попросту представляла собой оживление куска разноцветной области в журнале. Я тратила все силы и деньги на приобретение совершенно не нужных предметов. Теперь, я утратила смысл жизни, хотя многие философы утверждают, что его нельзя потерять. Как ни печально, из этого напрашивается только один жалкий и чёрствый вывод - у меня никогда не было смысла жизни.
Постепенно я начала курить, не справляясь с однообразностью дней и давящим грузом мыслей. Я перестала ходить работу. Перестала верить. Перестала осознавать.
За время отсутствия работы, у меня накопилось множество долгов, да и к тому же мир приобрёл совершенно другую окраску. Все долги за меня платит Дарина, хотя я просила её этого не делать, пусть лучше придут строгие конфискаторы и заберут у меня, допустим, шкаф, хоть какая-то польза от него будет.
А теперь, в окружении всей этой коллекции пустышек, я занята поиском любого куска светлой бумаги и боле менее пишущего предмета, чтобы нарисовать свои обрывки эмоций и на шаг стать ближе к жизни без дыма. Я вспоминаю про стену в гостиной, ту самую на которой я писала незатейливый номер клиники Скряги. Стена как раз белого цвета, покрыта перламутровыми узорами и каплями, играющими разными оттенками жемчуга при свете луны. Из-под пыльного дивана я шёлковой розой многогранного алого цвета, стоящей в стеклянной вазе для украшения, достаю серый простой фломастер и начинаю рисовать. Фшшх – фломастер взлетает ввысь, я рисую линию за линией, тонкие, длинные полоски. Я рисую штрихи и углы, рассыпаю череду мелких точек. Я рисую стресс, рисую печаль. Пишу эпитафию своей вредной привычке. Взбираясь по фломастеру на руку, коварная тень пытается скрыть всё чувства с моего лица. В отчаянии спина встречает стену, я медленно сползаю вниз до холодного пола. Руки обречёно закрывают лицо. Мне нужна сигарета. Мне нужен дым.
Г л а в а 2
Вот уже целую неделю как я пытаюсь бросить любовь к курению. Доктор говорит, что шаги продвижения слишком малы, может быть потому, что я не правильно рисую. Теперь его консультации будут проходить у меня на дому, и рисовать мы будем вместе. Можно уже бросить курить ради того, чтобы не заниматься этими совместными курсами терапии, а совсем не потому что меня волнует, что Скряга увидит разрисованную стену в гостиной или разбитый сервиз из горного хрусталя из 12 предметов в проёме двери кухни. Он говорит, что я – серьёзный случай, но не безвыходный. Он сказал, у него есть план «Б», на случай если рисование не поможет.
- Знаете, всё это прекрасно конечно, - говорит он глядя на стену в гостиной, - но так ординарно. Вам нужно сильнее подключить фантазию. Рисуйте больше несуществующего, выдуманного. Выходите за рамки реальности… Может выпьем чего-нибудь?
- Виски?- я вскидываю брови, этот вопрос весьма неожидан с его стороны.
- Ну что вы… Кофе, - снисходительно улыбнулся он.
Я спешным шагом двинулась на кухню. На мне длинная старая беловатая футболка, которая велика на 4 размера, она спадает с одного плеча, под ней тёмно-синяя майка на тонких лямочках и трусы. Всё это выглядит привычно для меня, а доктор видал и похуже, ему ведь приходилось лечить наркоманов. Он не выглядит удивлённым или оскорблённым, всё это в порядке вещей для него. Наверное, когда выбираешь себе профессию психиатра, нарколога или патологоанатома, перестаёшь удивляться.
В дверном проёме кухни рассыпаны маленькие стёклышки всевозможных цветов. Я иду по ним босиком и предупреждаю Скрягу быть аккуратней. Я наливаю кофе в две одинаковые кружки и ставлю на стол.
- Не волнуйтесь, за домашний приём не нужно платить дополнительно. И сегодня мы не будем рисовать. – Добродушно сообщает доктор.
Прекрасно! – подумала я
- Вы не подадите мне сахарницу? – говорит он и смотрит куда-то поверх моего плеча.
-Ага. – лениво отвечаю я, встаю и иду к шкафу в котором всё уже не стоит по порядку.
- Хорошая погода сегодня, - пытается он завести беседу
-...-,я смотрю на него так, словно говорю ему, - не надо этих слов лишних, я не нуждаюсь в добром докторе-помощнике, нечего тут строить из себя Санта Клауса.
Молчание
- А вы любите кино? – не унимается Скряга.
-…- в ответ тот же взгляд от меня, с наибольшем акцентом на последние мысли.
Безответность
-Ну… Мене пора, кажется. Спасибо за кофе.- вздыхая, он встаёт из-за стола.
Я проводила его быстро, и поспешно направилась к дивану. На полу стояли открытая полупустая бутылка виски и литровая бутылка кока-колы. Я взяла алкоголь и, сделав глоток из горла, включила телевизор. Этот чёрный бездушный прямоугольник вещал одни помехи, не взирая, на мою скуку и бесконечную нуждаемость в изображении чего-либо внутри него. И тут нахлынуло странное ощущение, фигуры поплыли, закружилась голова. Наверное, этот хренов «альтруист» подсыпал мне какую-нибудь гадость в кофе. Всё заплывало темнотой, бутылка выпала из рук и разбилась вдребезги. На часах 15:23.
Г л а в а 3
-Эй! Есть тут кто?? – Дарина оглядывается по сторонам, проникая в квартиру через незакрытую после ухода доктора дверь.
-О… Чёрт. – еле поднимаюсь с дивана я. Мои волосы спутались, глаза отекли, ноги прилипают к полу, сколь же я проспала? По потолку ползёт чёрный маленький полушар с кучей лапок. Наверное, это что-то из семейства пауков,- подумала я
-Ну что, всё хорошо?- Спрашивает Дарина.
-Вроде как. Скряга подсыпал мне какую-то хрень и я отрубилась, стоит лишить его половины оплаты, - говорю я.
-Я пришла занести тебе фломастеры, на самом деле я очень спешу, мне надо по неотложным делам, - она кладёт на пол большую упаковку разноцветных детских фломастеров 24 штуки в коробке.
-Спасибо, милая,- немного улыбаюсь ей нежно,- я всё верну, когда устроюсь на работу.
-Мне не будут нужны фломастеры в 80 лет, - слышу я голос из-за двери.
Я снимаю дряхлую коробку с верхней полки чулана и сдуваю с крышки толстый слой серой пыли.
В ней спокойно лежит мой старый зеркальный фотоаппарат, которым я не пользовалась целую жизнь, наверное. Нажимаю на кнопку, и он, немного притормозив, включился, и на маленьком экране я вижу разноцветные картинки, как будто в него поместили крохотные фрагменты прошлого. Сколько воспоминаний с этим связано… Вот мы с Дариной в модной тогда одежде держим таблички с разными надписями, мы стоим разные рожицы и встаём в различные позы, мы кажемся такими счастливыми. Хм, если уж я не умею нормально рисовать, может быть, я всё ещё помню, как нормально фотографировать, по крайней мере это кажется более лёгким.
Там за пределами дома, небо роняет мелкие капли измороси, оставляя её на всём, до чего доберётся. Видимо, оно сегодня не в настроении общаться, потому что окрасилось в серое[1]. И о чём я только думала, когда собиралась на улицу, в такую погоду вряд ли что получится.
На мне плащ с капюшоном, цвета хаки, который велик мне на 2 размера, из-под капюшона выбиваются мокрые вялые волосы, на шее висит фотоаппарат, обёрнутый полиэтиленовым пакетом с проделанной дыркой под стекло объектива, на ногах узкие синие джинсы, из-за чего мои ноги кажутся совсем тонкими. И, чёрт, кажется, у меня есть плохие новости, дождь начинает расходиться. Вдруг я услышала своё имя, меня кто-то позвал. Я резко обернулась и начала вглядываться вдаль, сквозь стену, уже прилично начавшегося дождя – ни рядом, ни на расстоянии пяти метров никого не было. Это и странно и понятно одновременно, вряд ли кому-то захочется гулять в такой дождь, но и то, что город словно вымер, казалось подозрительным, только изредка проезжали машины по блестящей дороге, раздавливая мокрыми шинами, своё отражение в ней. Щёлк. И на экране фотоаппарата на некоторое количество секунд задержалось изображение жёлтого Volkswagen жука на фоне серого окружения. Довольно неплохой снимок вышел, хотя и мне и плохо видно через целлофановый пакет. Небо набирало суровость. Наверное, мне домой пора.
Ещё несколько раз по пути обратно мне казалось, что кто-то кричал моё имя, может и правда кому-то я необходима сейчас, может доктор подмешал мне длительные галлюциногены, может это просто шум дождя играет с моими мыслями.
Придя домой, я сняла ботинки в середине зала и рядом бросила плащ. На гладком полу остаются отпечатки мокрых ступней, и капли, падающие с волос. Я рухнула на диван, взяла пульт и всего лишь движением пальца заставила его оживиться. Вот бы и меня кто-нибудь так. По телевизору шло какое-то шоу, с подставным смехом за кадром и пошлыми шутками ниже пояса. Разрывая пакет на фотоаппарате, я уже думала, как восхищусь своей работой, но увидев её – поняла, что не сняла ни чего особенного. Обычная машина, обычный дождь, обычное небо.
Весь вечер я провела, перещёлкивая каналы и поглощая крекеры в форме рыбок. Телефон молчал. Соседи занимались своими делами. На экране блондинка с розовыми губами рассказывает, как она добилась успеха, она говорит бодро и смело, активно жестикулируя. После каждой сказанной ей шутки, публика в студии дружно заливается смехом, после каждого крылатого изречения – аплодисментами. Она смотрит в камеру и говорит: «Я научилась уже сегодня делать то, о чем другие будут думать завтра»[2]. И тут меня накрыл лёгкий испуг: я знала, что она скажет, уже за секунду до того как она это произнесла, я знала, как будет выглядеть каждая пора на её лице, как будто видела это уже ранее. Как будто это было невероятно точное дежавю. Учёные, так и не могут дать точного определения этого феномена, психиатры классифицируют дежавю как симптом психического расстройства. Говорят, что Карл Густав Юнг [3] был убеждён в том, что живёт параллельной жизнью в XVIII веке, потому что однажды его поразила зарисовка, на которой был изображен доктор Стакльбергер: его ботинки Юнг тут же признал своими. Какие странные и необъяснимые вещи, порой, нам преподносит жизнь. Вещие сны, дежавю, интуиция… Хм. Это единственные мысли, на которые мой организм отреагировал како-то растереностью: немного влажными стали руки, в ушах появился какой-то звон, наверное, от давления. Может это всего лишь реакция на кофе.
Г л а в а 4
Больница
В белой палате, на стуле, рыдая и уткнувшись в чью-то ладонь, сидит девушка с длинными волосами. Рядом с ней, на полу, лежит расстегнутая сумка, из которой высыпались какие-то вещи, бумажки, на одной из них можно прочесть название известного ломбарда «Щедрый Рантье». Позади девушки датчики и приборы сверкают разными лампочками, один из них периодически пикает и в этот момент на его экране полоска немного вырастает вверх. За стеклом у стены, молодая медсестра и пожилой уборщик, глядя на всё это, о чём-то беседуют.
-Знаете, она целый день сидит тут и плачет, – качая головой, говорит медсестра,
-Эх. Бедная девочка, за что ей такое досталось? – печально произносит уборщик.
-Видите, там девушка в кровати лежит, её привезли вчера в 16:00. Кома, на фоне отравления. А та, что плачет какая-то родственница ей. Она сначала не поверила в то что случилось, пыталась её разбудить. Эх... Пойду поговорю с ней.
Г л а в а 5
Как всё было
Дарина счастливая и сияющая, поднимается по лестнице многоэтажного дома. У неё в руке большая сумка продуктовая сумка, с апельсинами, тортом и конфетами. Её длинные волосы сияют от солнечного света, проникающего из крошечного окошка. Такое настроение и прекрасную погоду не в состоянии испортить даже поломка лифта. На часах 15:20, она спешит поделиться новостью, что её повысили на работе.
Вот она поднялась на нужный этаж, вот подходит к двери и нажимает на звонок раз. Ещё раз. Снова раз. Никто не открывает. Наверное, сестра слишком занята рисованием. Вот Дарина толкает дверь. Вот она видит сестру на полу рядом с диваном, лежащую без сознания. Бах. Апельсины катятся по полу.
Через десять минут она вызывает скорую, ещё через 20 она приезжает.
И вот она сидит у койки своей сестры, уткнувшись ей носом в ладошку, мокрую от слёз. В палату входит медсестра, кладёт руку к ней на плечё и говорит: « Врач сказал, что Ваша сестра... У вашей сестры есть все шансы выжить. Она находится, как бы в глубоком сне, знаете, говорят, люди в коме видят сны. Приборы показывают, что она реагирует на что-то, испытывает эмоции, сердечный пульс меняется. У вас есть надежда, но вы должны знать, статистика говорит о том, что шансы проснуться сокращаются с каждым днем пребывания в коме. Крепитесь». Она похлопала Дарину по плечу и вышла из палаты, на последок, взглянув, полным сожаления взглядом.
Дарина уже оговорилась о продаже эксклюзивного шкафа и шёлкового дивана. Планирует продать стол с кухни и телефон. Поддержание жизни на аппаратах человека в коме стоит денег. Конечно, если бы я всё осознавала, я была бы сильно рада, что эти вещи хотя бы пригодились. Парадокс: формально, они спасают мою жизнь, сами же её и сломав. Кто знает, может и каждый из вас сейчас лежит в коме, вы сами придумываете свою жизнь и видите сон, воспринимаемый как реальность. Вы видите дежавю, потому что сами придумали, что будет в следующую секунду и просто осознали это. Вы слышите как кто-то вас зовёт и не видите кто, потому что он зовёт вас из другого мира. И, может, если прислушаться на секунду, вы услышите звук кардиоаппарата, отмеряющего путь вашего сердца.
Дополнения.
[1] Серый цвет, если судить по тесту Люшера, обозначает отгороженность, замкнутость.
[2] «…Уже сегодня делать то, о чем другие будут думать завтра» известная фраза Уинстона Черчилля.
[3] Карл Густав Юнг – швейцарский психолог, один из приверженцев психоанализа. Работал вместе с Зигмундом Фрейдом, но из-за некоторых разногласий, отказался от психоанализа в своей практике и основал новое ответвление в психологии . В своих трудах Юнг охватил широкий спектр философско-психологической проблематики: от традиционных для психоанализа вопросов терапии нервно-психических расстройств до глобальных проблем существования человека в обществе, которые рассматривались им сквозь призму собственных представлений об индивидуальной и коллективной психике и учения об архетипах.
